Для туристов и компанейской публики Митяев - это "Как здорово что все мы здесь сегодня собрались". Для публики ресторанной он - "Ненаточенные ножи" и другие песни в исполнении Михаила Шуфутинского. Из тех, кто любит авторскую песню, одни безоговорочно присваивают ему первое место в "новой волне" бардовской песни, другие столь же безоговорочно заявляют, что Митяев - это вовсе не авторская песня. Кто же Митяев на самом деле, чем он занимается теперь и что планирует сделать в ближайшем будущем? Обо всем этом и немного о другом Олег поведал перед своим концертом в клубе-казино "Олимпия" 17 ноября.

- Часто к любимым народом песням сам автор относится равнодушно, и наоборот - то, что люди зачастую отвергают, композитор очень ценит. Ваши стопроцентные хиты совпадают с внутренним ощущением, что так и должно быть?

- Об этом не хотелось бы говорить, но, признаюсь, что для того, чтобы написать песню, которая придется по душе большому кругу слушателей, нужно немного покривить душой. С одной стороны, меня это огорчает, потому что это называется нехорошим словом "конъюнктура". С другой же стороны, пишется то, что нужно людям, а это как бы хорошо. Но, с третьей стороны, меня радует, что мне хочется писать песни, которые большей части человечества еще рано слушать. Это значит, что я как-то развиваюсь, но в коммерческом смысле - это, конечно, не выгодно. Так быстро развиваться.
- То есть у Вас есть внутренний отбор: эта песня глуповатая, эта - для тех, кто поумнее?…
- Что-то пишется совершенно искренне, так как оно есть на уровне твое культурного ценза. Лет десять назад я больше "попадал" в человечество, когда говорил просто и примитивно. Сейчас, когда начинаешь как-то изгаляться, говорить в гиперболах и образах, не всем это бывает понятно, но ничего с собой поделать не могу - изгаляюсь. Но это развитие происходит не так быстро, поэтому есть надежда, что народ тоже подтянется.
- Над чем сейчас работаете?
- Сводим в студии альбом песен на стихи Иосифа Бродского. Правда блюстители чистоты Бродского, говорят, чтобы мы его не трогали. Поэтому, как бы мы хорошо не спели, какие бы инструменты не использовали, есть люди, которые привыкли читать Бродского или слушать его отвратительное исполнение с невыговариванием всех букв. Но это гений. И это оригинал. Но, тем не менее, нам никто не может запретить, если мы любим стихи Бродского, попытаться их напеть, чтобы их услышали те, кто никогда не слышал его имя.
- Критерий профессионализма для Вас: это сесть в любой момент и написать гениальную песню под заказ или делать всегда все настолько хорошо, чтобы людям нравилось?
- Я знаю очень многих людей, которые ценят профессионализм, но надо долго учиться, чтобы стать профессионалом. Но я долго размышлял и понял, что есть много вещей, которые главнее профессионализма: талант, оригинальное видение мира, желание сделать что-то на стыках жанра, нарушая при этом профессиональные законы. Я абсолютно точно знаю, что талантливый и профессиональный человек, если за что-то возьмется, то не факт, что из этого получится настоящее произведение, так как есть еще такие понятия, как удача и вдохновение. Но подразумевается, что, если Вы обратитесь к человеку, который называет себя настоящим профессионалом, то он железобетонно должен выложить вам готовый шедевр, грубо говоря, минут за двадцать. Но, кому эта песня будет нужна, и сколько она проживет, вот в чем вопрос.
- Макаревич как-то сказал, что именно Олег Митяев познакомил его с Окуджавой. А сами-то как Вы с ним встретились?
- В 86 году был "Марш мира", организованный какой-то сумасшедшей, в хорошем смысле слова, женщиной из Петербурга, тогда Ленинграда. Она позвонила всем бардам и сказала, что собирается такой "Марш мира", который возглавит Окуджава, и все приглашаются в этот проект. Разумеется, что никто не отказался. А потом она позвонила Окуджаве и сказала: "Булаша, вот все собрались, просят Вас возглавить все это дело". Авантюра удалась. Собралась потрясающая команда в составе Окуджавы, Городницкого, Клячкина, Кухина, Суханова, Долиной, меня, самого тогда молодого и непонятно почему туда попавшего. А потом, в восемьдесят восьмом, я получил от Окуджавы письмо. У нас состоялось несколько встреч. Как сейчас помню, мы приезжали к нему такие молодые, взбалмошные, а уходили возвышенные, спокойные, умиротворенные. И, конечно, я с большим удовольствием познакомил и Макаревича с Окуджавой, и многих других музыкантов привозил к нему на дачу.
- Как насчет мемуаров?
- Засело в голове, конечно, что в какой-то части жизни человек должен много путешествовать, а потом уже садится и все осмысливает. Видимо, не пришла еще пора осмысливать, но уже хочется приосесть… Даже есть кабинетик, где разложены книжки, которые надо прочитать, недописанные бумажки… Теперь надо только остановиться. Несколько раз я пытался писать прозу, я даже являюсь членом союза писателей, но не справляюсь с "большими формами". Нужно время, нужен опыт, постоянная тренировка. У меня же получается большое вступление, коротенькая середина, и совсем короткий финал - урод такой выходит. Нужно много посидеть, чтобы получилось что-то более-менее удобоваримое.